Ілля Новіков: Надія поставила ультиматум російській владі

26 января — 40-й день голодовки Надежды Савченко. Повторно отказаться от еды (год назад украинская лётчица голодала более 60 дней) она решила 17 декабря 2015 года, после того как Донецкий городской суд Ростовской области отклонил все доводы защиты и продлил срок её содержания под стражей. Савченко потеряла более пятнадцати килограммов веса, здоровье её ухудшилось, однако на этот раз она не собирается прекращать голодовку.

Ультиматум из-за решётки

Савченко в прошлом году пожалела о прекращении голодовки, хотя об этом её просили и украинский президент, и лидеры церквей, и общественные деятели. Что может её остановить сейчас?

— Она будет голодать, пока её не освободят или пока она не впадёт в кому, — так прямым текстом и говорит.

За полтора года я успел изучить её характер, уверен, что так и будет. А это значит, что и её защитникам, и украинским должностным лицам, которые занимаются её делом, нужно понимать, что мы в цейтноте. Любые переговоры об обмене — всех на всех или её на кого-то — если такие будут вестись, должны проходить прямо сейчас. Их вчера нужно было начать, а ещё лучше — месяц назад. Потому что спокойно ждать приговора, а потом прикидывать, лучше так или эдак, она нам не даст.

Что означают для адвокатов её намерения?

— Как адвокат я не доволен её решением. Поскольку это лишает меня и коллег возможности маневра. Мы предпочли бы иметь больше времени или знать, что у нас есть возможность подать апелляцию. Савченко ведь отказывается её подавать — для неё это означает признать, что в России есть какой-никакой суд. Она не хочет своими действиями продлевать этот спектакль и давать возможность Путину говорить о том, что «суд разберётся». Нет суда. То сеть, если хотите, делайте вид, что суд у вас есть, а я в этом участвовать не буду. Такая позиция у Савченко, и мы, адвокаты, вынуждены ей следовать. Я не могу подать апелляцию без её разрешения.

Если суда нет, какие могут быть маневры защиты?

— Кое-что мы всё-таки можем сделать. Несмотря на то, что добиться оправдательного приговора нереально — решение известно заранее, — мы можем повлиять на то, как дело Савченко воспринимает Европа и США. Без собранных нами доказательств её невиновности поддержка была бы гораздо более скромной, потому что европейские политики очень боятся вступиться не за того. На большинстве судебных заседаний присутствовали иностранные дипломаты. Украинский консул был на всех заседаниях, после которых подавал отчёты в МИД. На основе этих документов формируется белая книга этого процесса. Это часть нашей работы — формировать доказательную базу для тех, кто принимает решения в вопросах дипломатического давления на российское руководство.

Надежда чувствует поддержку украинской власти?

— Она чувствует поддержку людей. Она прекрасно понимает, что бюрократические процессы могут длиться долго. Но не хочет ставить своё пребывание в российской тюрьме в зависимость от того, как украинская сторона выстроит переговорный процесс. У неё позиция такая: я ставлю ультиматум России. Но с этим придётся считаться и украинской стороне. Если вы можете о чём-то договориться, договаривайтесь сейчас, потом будет поздно.

То есть Савченко не собирается отбывать срок в российской тюрьме?

— Она не будет сидеть в тюрьме, сколько решит российский суд. Она будет сидеть не дольше, чем решит сама.
Это звучит жестоко, но она жёсткий человек, и так она себя поставила. Её трудно не уважать, она умеет себя подать. В случае с Россией никогда нельзя поддаваться на намёки: не рыпайся, тебя обменяют, будет по-хорошему. По-хорошему не будет. Она это понимает лучше, чем кто-либо. Она с самого начала заняла конфликтную позицию, которая вывела её на тот статус, который есть сейчас. Ей хватило сил, чтобы удержать бескомпромиссную позицию.

У вас нет ощущения, что в Украине Савченко боятся как политическую фигуру?

— Может быть… Я не занимаюсь украинской политикой. Не берусь судить, насколько эффективно ведёт себя украинская власть в этом деле. Но сама Савченко считает, что можно и эффективнее.

Вам известно о переговорах?

— На неофициальном уровне, в кулуарах «минских» встреч об этом говорят. Но никаких встреч, где вёлся бы официальный протокол, насколько мне известно, не было.

Жалкий, пугливый, слепой

Однозначны ли позиции российской власти в деле Савченко?

— Несмотря на всю шизофреничность российской власти, у неё всё-таки есть какое-то понимание собственных стартовых позиций для переговоров. Власть не может не зависеть от того, как проходит суд. Задача же адвокатов — полностью этот суд дискредитировать. Эта дискредитация может дать украинской стороне более выгодные стартовые позиции для переговоров. Вроде у нас получается.

Президент РФ в феврале прошлого года высказался о Савченко в стиле «суд решит».

— Я не уверен, понимает ли Путин, как его подставили подчинённые. Когда на стол, условно, Меркель ложится резюме по этому делу, где написано, что оно: а) «липовое», б) бездарно, даже халтурно фальсифицированное, и после этого он говорит, Савченко судят по закону, то на их понятийном уровне общения Путин себя выставляет в смешном и жалком виде. Я не уверен, что он это понимает. После его заявлений делу дали ускоренный ход: с февраля по май 2015 года они сделали больше, чем за всё предыдущее время. Но халтурный стиль не изменился. Как и раньше следователь брал однотипные показания свидетелей, вместо того чтобы каждого опрашивать отдельно, и записывать, делал «копипаст». Получилось, что каждый был «взволнован» одними и теми же эпизодами, которые их побудили идти воевать за «русский мир» в Украине. И следователь этого совершенно не стесняется. Так что мы стараемся и для того, чтобы Путин тоже понял, что дело Савченко — это его провал.

Довольно громкое «недомыслие».

— Думаю, когда ему докладывают о деле Савченко, приукрашивают. Судьи до поры до времени могли не пустить в дело ни одного доказательства, которое не хотели пускать. Все украинские материалы, всё, что мы пытались донести пятью разными способами: через Генпрокуратуру, Минюст и консульство Украины, через материалы, полученные по адвокатскому запросу и через материалы украинского адвоката, — не устраивали судей. «Всё добыто не процессуальным путём, унесите». Но 23 декабря 2015 года на предпоследнем заседании в прошлом году нам удалось эту стену проломить.

Астрономия в помощь

Как вы ломали стену российского кривосудия?

— У нас есть видео, которое снял сепаратист Русский. Это его фамилия, в 2006 году он поменял паспорт. Он россиянин, житель города Ухта. Воевал за «русский мир», сейчас комендант Лутугино в «ЛНР». Он снял видео, дембельский альбом по сути. Мы находим на YouTube этот ролик и ходатайствуем о том, чтобы следствие его приобщило. И следствие его приобщает — затмение, наверное, нашло, создали себе много проблем. Допросили автора ролика, оказалось, что это видео в его первозданном виде состоит из 29 файлов. На части из них видно солнце и тень, на другой части — нет, и на одном из файлов длительностью 11 секунд появляется Савченко.

Мы говорим о том, что по углу падения тени можно определить время. На заседание приехала женщина-астроном, совершенно героическая. Астрономия — точная наука, которая ничем не отличается в Украине, России, Зимбабве. Прошла экспертиза Киевского института, поэтому я был уверен в своей позиции. Но киевскую экспертизу не приняли, а не принять свидетеля, который явился в суд, суд не имеет права. Понимая, что нам откажут во всём, мы играли на этом. У нас связаны руки и завязан рот: как хотите, так и защищайтесь. Но даже в этом случае можно кое-что сделать, если мы уговариваем нашего специалиста приехать в суд. Суд по закону не имеет права не допросить специалиста, который уже явился, но может пытаться его дискредитировать. В этом случае так и было.

В чём суть астрономического вопроса?

— Моя идея — провести астрономическую экспертизу. Могло оказаться, что такую экспертизу провести невозможно, но я выстрелил наугад и попал. Повезло. Но следствие «включает дурака». Прекрасно понимая, о чём мы просим, они из этих 29 файлов берут маленький кусочек, где есть Савченко, посылают его в Институт астрономии при МГУ и спрашивают: можно ли здесь установить время? Им говорят: нельзя, конечно, нет солнца и тени. Ну, нет, значит, нет. Я пишу повторное ходатайство, чтобы отправили на экспертизу все файлы. Мне отвечают: один раз ответили, что нельзя, значит, нельзя. То есть тему с астрономией хотят объехать.

Мы им этого не даём сделать. Я запасаюсь заключением эксперта Ольги Возяковой, заключением эксперта по обработке видео, который говорит, что в файлах нет монтажа и что не менялось время создания файлов. То есть мы знаем, что эти файлы с именами DSCF1349.avi до DSCF1385.avi сняты именно в таком порядке. Файл, в котором в кадре Савченко называется DSCF1379.avi, один из последних. Время на камере было сбито, даты говорят, что они созданы 16 июня вечером, с 20 до 23. А мы знаем из показаний сепаратистов и самой Надежды, что всё это происходило утром 17 июня. Как уточнить время?

Найти те файлы, где есть солнце, померить угол падения тени и сопоставить время съёмки. Лучше в специальной программе, но можно даже просто приложить к экрану транспортир. Раньше были толстые справочники, а теперь маленькая программка на компьютере — Stellarium (программа-планетарий, которая в точности отображает то, что видно на звёздном небе. — Фокус). Вы вводите координаты местности, и вам говорят, что для 17 июня, если солнце под таким-то углом, это соответствует, например, 9 часам утра. Так, по «солнечным» данным видеофайла мы разобрались с несоответствием: видео снято утром, а на нём указано, что вечером.

Файл, который интересовал нас, был снят в 10:30. Независимо друг от друга киевские и московские эксперты пришли к одинаковому выводу. По этим данным, от которых уже не избавиться, понятно, что видео, на котором Савченко в плену, в окружении сепаратистов, снято никак не позднее 11 часов. А обстрел журналистов, который ей приписывают, произошёл в 11:40 – 12:00 часов. Если она корректировала огонь, то должна была до последнего наблюдать. Потом слезть с радиомачты, где якобы сидела, пройти пешком и попасть в плен. Не стыкуется. Как и с данными её телефона, которые также игнорируют. Они тоже подтверждают, что её телефон в 10:44 уже был в центре Луганска.

Как отреагировал суд?

— Всё это суд с большим неудовольствием выслушал. Они взяли тактику: мы не принимаем заключения специалистов. Например, выводы специалиста по видео не приняли на том основании, что человек, закончивший ВУЗ в 1980 году по специальности инженер-электронщик, не может работать с цифровым видео. Но я сказал, что предоставлю выводы других экспертов: у вас быстрее закончится терпение, чем у нас деньги.

Дальше я опять прошу о заключении специалиста — астронома Возяковой. Через неделю, поскольку суд всегда говорил: ответ на следующем заседании, — суд сообщает, что в заключении есть ошибки, неясно, чья подпись. Я говорю: хорошо, ходатайство отозвано. Суд удивлён: вы больше не хотите приобщать заключение. Не хочу, — говорю. Они возвращают мне материалы, и я заявляю: за дверью Ольга Возякова, прошу её допросить. Они немножко офигевают, вызывают и первые десять минут пытаются её подловить, чтобы ответила как-то нечётко, что, мол, да, это не совсем мой научный профиль. Если б она такую фразу сказала, её бы тут же выставили за дверь. Но она говорит уверенно: 21 год стажа, 51 научная публикация, половина на английском, навожу астрономические приборы, занимаюсь вычислением координат небесных тел, да, солнца тоже. Судья пытается её подвести к тому, что звёздами она занимается, а солнцем нет. Если б она это сказала, её бы тут же удалили. Но нет. Только после этого начался допрос.

Ольга Возякова в течение трёх часов, отбиваясь, по полочкам раскладывая, объясняет, почему на этом стоп-кадре время такое, а на этом такое. Отмечу, что видео ни секунды не было в руках украинской стороны. Его снял сепаратист и передал следователю, у нас только копия. Именно это доказательство убийственное для обвинения.

Как Надежда реагировала во время «астрономического допроса»?

— Она была восхищена и сказала, что не ожидала в России встретить такого светлого и свободного человека, как Ольга Возякова. Это действительно так. Ольга серьёзно слушает вопрос прокурора и начинает его обсуждать как научную проблему. Для защиты это даже не очень хорошо, потому что нам легче, если это твердолобый свидетель, который говорит: да, я прав, вы не специалист, а я специалист, я знаю и уверен. А она это всё обсуждает: да, здесь можно было бы допустить такую ошибку, но мы это компенсировали тем, что в другом месте сделали вот так.

Почему она согласилась?

— Это вопрос морального выбора. Её позвали на помощь, позвали сделать заключение по вопросу, в котором она компетентна. Мы искали полгода такого человека. Некоторые заключение дали, но потом говорили: выведите меня из этого дела, я боюсь последствий.

Поддельный подполковник

Какие ещё у вас были находки во время процесса?

— Мне удалось разоблачить поддельного подполковника ФСБ Почечуева. Дело в том, что большинство свидетелей допрашиваются у нас по видеосвязи. Суд в Донецке, а все участники разбросаны по стране. Вот мать одного из погибших журналистов живёт в Салехарде, это Якутия. Для этого задействована система ГАС «Правосудие» (Государственная автоматизированная система РФ. — Фокус) — это такой защищённый скайп, когда в другом суде работает точно такой же экран и можно проводить допрос. Почему нельзя из Украины кого-то допросить по скайпу? Потому что это российская защищённая спецсистема, работает только между судами РФ.
Что может помешать во время допроса?

— Всё что угодно, начиная от того, что связь постоянно барахлит, заседания прерываются. И вот я совершил два акта адвокатского нахальства, которые принесли нам колоссальные дивиденды. На моём месте их бы не сделал, наверное, никто. Я этим горжусь, честно говоря.

Первое. У нас был свидетель обвинения — подполковник ФСБ Почечуев. Савченко везли от Луганска до Воронежа под контролем, но в 300 км от Воронежа её передали двум каким-то мужчинам, и те её привезли на пост ГАИ, а оттуда её забрала группа ФСБ. Но это оформили в детективную историю: якобы какой-то предприниматель подобрал её где-то в Донецке, где она перешла границу. Зачем перешла — никто не знает. Он якобы довёз её до посёлка Кантимировка, где её подобрали двое мужчин, на трассе их будто остановили гаишники и даже оформили штраф за непристёгнутый ремень. Они, мол, увидели женщину в камуфляже, спросили, кто она. А она ответила: я украинский военнослужащий Савченко. Почему она не сказала, что она доярка Марьиванна, непонятно. Гаишник, конечно, связался с начальством и приехал представитель ФСБ Почечуев. Он говорит, что быстро сориентировался, и поняв, что это может быть важно, предложил Савченко поехать добровольно с ним в Воронеж. Она добровольно якобы согласилась. И вот Почечуев якобы передал её Следственному комитету. А дальше её поселили в гостиницу, дважды допросили и только потом арестовали.

Что было главным в допросе Почечуева по видеосвязи из Воронежа?

— Показания о протоколах опроса гаишников. Там стояло время с 1:15 до 2:45 ночи. А он утверждает, что в полночь её уже забрал оттуда и на своём автомобиле 300 км до Воронежа вёз семь часов. На допросе говорил: устал и потому ехал 45 км в час. Время перепутал. Типичное враньё.

Почечуев сперва сказал, что документы, которые подписывал после опроса гаишников, он не помнит. Как показать документы? Ни текста, ни подписей через экран не различить. Судья говорит, попробуем отправить по факсу. Оказывается, что он не работает. Суд объявляет перерыв до утра.

Меня беспокоило, что вопрос останется открытым, суд скажет, что мы не можем выяснить, его ли подпись, а вызывать его сюда мы не будем: не помнит, так не помнит. По меркам нормального суда был бы скандал. По меркам этого процесса — абсолютно типичное, нормальное поведение суда.

Что вы придумали в этом случае?

— Меня от этого отговаривали консулы, коллеги, но я настоял, и мы с украинским консулом в четыре утра сели в его машину и поехали в Воронеж. Прохожу в зал суда. Почечуев давал показания в парике и тёмных очках, с позволения суда, он эфэсбэшник, суд разрешил. Его сопровождают четверо мужчин в штатском, видят меня, офигевают, начинают бегать и звонить. Меня не выгнали, хотя и не знали что делать. Суд начался с задержкой на полчаса, сказали: странно, что адвокат Новиков занимается такой самодеятельностью, ну ладно, допустим, имеете право. Кстати, думаю, на будущее издадут специальную фетву, что такого адвокату делать категорически нельзя.

Итак, по документам Почечуеву 41 год, но передо мной либо сильно пьющий человек, либо мужчина за 50. Это через экран увидеть было невозможно. Второе: примета — толстые складки на веках, по ним его опознала Савченко, сказав, что он был старшим в группе, которая увезла её в Воронеж.

Зачем нужен был этот спектакль? Похищение Савченко решили преподнести как некую спонтанную историю: случайно остановили машину, никто ничего не планировал. Но гаишники в июле давали показания и сказали, что за Савченко приехало ФСБ, а потом в феврале им что-то стрельнуло и они позвонили следователю, сообщив, что дали ошибочные показания, следователь приехал в Воронеж, и они сказали, что сотрудник был один. Потому что если приехала группа, значит, уже готовились. Они поняли, что «паляться», и оставили того, кто засветился в деле, — Почечуева, он уже давал показания. Остальных как бы ластиком стёрли. Но в деле-то оба протокола остались.

Но Почечуев, судя по всему, реально оставался на перекрёстке, а вот человек, выступавший в суде, и есть старший в группе захвата, которая забирала Надежду. Они общались по дороге, он специально велел водителю провезти её по городу окружным путём, чтобы показать знаменитый воронежский корабль «Гото Предестинация» (корабль-музей. — Фокус). Мило так беседовали. Она хорошо запомнила этого человека.

Я его допрашиваю, он говорит: да, подпись моя, я допрашивал гаишников, почему стоит ошибочное время, не знаю, я устал. Прошу его поставить подпись, чтобы я мог привезти её в суд. Он говорит: нет, не надо. Всё, сеанс связи закончен.

Но потом я пошёл в канцелярию суда, сел на уши секретарше, сказал, что мне судья разрешила посмотреть подписки, которые давал свидетель. Секретарша мне их показала. Я сфотографировал подписи, которые этот свидетель оставил на бланке, что он обязуется говорить правду.

Дальше иду к эксперту по почерку. Эксперт говорит, что разные подписи. Мы это объявляем в суде. Там такая гоголевская пауза. Что делать? Судья говорит: а что вы хотите? Я говорю: ничего не хочу. Я вам это сказал, вы услышали. Подумайте, что будете с этим делать. Потому что если бы я попросил приобщить заключение почерковеда, мне бы просто отказали. Вместо этого подал заявление в ФСБ о преступлении, поскольку это их епархия: некий человек выдал себя за подполковника Почечуева. ФСБ, чтобы не разбираться, переправила, как у них водится, это заявление в суд. И оно оказалось приобщено к делу автоматически. Так работают эти адвокатские шахматы.

Следователь-шептун

Какой была вторая ваша адвокатская дерзость?

— А вторая история случилась в Москве. Я простудился и не поехал в Донецк, когда допрашивали Денисова, того самого оператора, на которого якобы покушались. Двоих убило снарядом, а его нет. Он нужен был следствию для декораций и давал показания из Басманного суда в Москве. Мне пишут об этом коллеги, я встаю и еду туда. Председатель суда через помощника передаёт, что меня не пустят без письменного разрешения от Донецкого суда. Беспредел, конечно, закон ничего такого не требует. Я иду к приставу, стоящему у входа в зал. Говорю: здрасте, я адвокат Новиков, вот ордер, удостоверение, мне председатель разрешил. Прохожу в зал. Спустя 15 минут того же пристава посылают меня оттуда выдворить, но уже началась видеосвязь и командовал в заседании Донецкий суд, я сказал: вы это допустите, Ваша честь? У вас адвоката из зала выводят! Судья сказал: оставьте его. Меня могли не пустить, но когда пустили, уже было поздно.

И тут я вижу, что на скамье для публики сидит следователь Дмитрий Маньшин, который фальсифицировал дело Савченко от начала до конца. Он допрашивал её, когда она была под охраной, готовил «липове» бумажки от её имени. Что он там делал — непонятно. В рабочее время, в понедельник, в зале суда во время допроса свидетеля ему точно там делать нечего. Я устраиваю скандал. Опять же, все офигевают, потому что не по сценарию это всё. Но возникает вопрос, а не суфлировал ли он свидетелю, другим свидетелям? И этот вопрос тоже зависает. Всё будет учтено, потом мы потребуем его вызвать в суд.

Думать, настаивать, идти до конца

Что для вас лично это дело?

— Это «крестовый поход» в определённом смысле. У нас ставки гораздо выше, чем любая адвокатская лицензия. Ну, допустим, подадут они представление, чтобы меня и моих коллег лишили статуса. Пока его рассмотрят, дело закончится. «Снявши голову, по волосам не плачут», мы понимаем, чем рискуем, и это не только статус.
Нас трое — Фейгин, Полозов и я. Для моих двух коллег главное в этом деле — политическая составляющая, они защищали и Pussy Riot. Они адвокаты, которые берут политические дела, часто безнадёжные, конфликтные, опасные.

Для меня же политика в данном случае второстепенна. Это дело связано с Украиной. Я по материнской линии украинец, очень остро воспринимал Майдан, Крым. Для меня принципиально участвовать в таком деле. Дело политизировано, но для меня важно не то, как оно повлияет на взаимоотношения России и Украины, хотя, оно, безусловно, повлияет. Для меня важно, что я могу сделать то, что на моём месте не смог бы сделать кто-то другой. Даже такая простая вещь, как чтение документов на украинском языке, это проблема, если вы им не владеете. Не все адвокаты горят желанием работать по таким делам: спокойная жизнь, карьера, стабильная копеечка, зачем лезть на рожон. Образовался малочисленный пул адвокатов, готовых такими делами заниматься. И в этом пуле никто, кроме меня, кажется, украинским не владеет. Мне выпал шанс сделать что-то полезное, и я им воспользовался.

Это дело можно назвать интеллектуальным вызовом для вас?

— Да, конечно. Идея с астрономией — моя. Шансов, что что-то пойдёт не так: файлы не в том порядке, солнце не так будет светить, — было множество. Это был риск. Но мы эту идею довели до точки. Всё, что нам осталось: сформулировать перед судом ходатайство экспертизы с учётом того, что он услышал. Отказ будет означать, что суд окончательно расписывается в том, что он на самом деле и не суд. Что нам, собственно, от него и требуется. Мы же не ждём оправдательного приговора, мы ждём, что суд сам себя дискредитирует. Он это делает. Для меня было вызовом сделать то, что было сделано: додуматься, проявить настойчивость и пройти до конца.

Вас называют националпредателем в России?

— В РФ сегодня я и есть националпредатель. По существующей официальной терминологии. Меня это совершенно не смущает. Для современной России это отличное определение и почётное звание. Все приличные люди в России сегодня в разной степени националпредатели.

Надо понять, что не все люди в РФ загипнотизированы телевизором. Да, в масштабе больших чисел, по всей стране, это, конечно, армия зомби, но когда ты берёшь каждого человека по отдельности и начинаешь с ним говорить, этот морок очень быстро улетает. Потому что люди уже понимают, чувствуют, что им врут.

Тетяна Селезньова, «Фокус», 26 січня 2016р.