Ілля Новіков: Доля Савченко вирішуватиметься за погодженням особисто з Путіним

Вирок, прогнозують захисники, буде винесений або наприкінці лютого, або вже на початку березня. Вони впевнені: за ці півтора роки їм вдалося довести, що українка не винна за всіма статтями, а вся ця справа настільки дискредитує російську владу, що її варто вже швидко закривати. Що означає «закривати»? Виносити вирок і відпускати Савченко додому, до України. Оскаржувати вирок захист Надії точно не збирається: сама українка проти — пояснює один із адвокатів Ілля Новіков. Як юрист, який повинен використати всі механізми у боротьбі, він її не розуміє. Однак, як людина, — дуже добре: щоб не визнавати, що правосуддя у Росії існує. Взагалі вся ця справа для Іллі Новікова стала принциповою, як він сам зізнався в розмові. Про чорно-білу справу Надії Савченко, про те, чому Волдеморт порядніший за російських слідчих, про фігурантів українського розслідування щодо її викрадення та про сталевий характер українки — в інтерв’ю Громадському, яке адвокат дав ще у Донецьку (рос.).

ОБМІН

«Судьба Савченко будет решаться по согласованию лично с Путиным…»

То, что схема обмена реалистична, это правда. Мы в этом не сомневаемся. Все ссылаются на так называемый «эстонский вариант», когда эстонский гражданин Эстон Кохвер был осужден в России за шпионаж, и его обменяли спустя несколько дней после того, как приговор вступил в силу. Очевидно, для этого пришлось подписать какие-то экстраординарные бумаги. Вероятно, Путин его помиловал, мы этого не знаем. Это осталось закрытой информацией между российским и эстонским ведомствами иностранных дел. В случае с Надеждой, если конкретный человек — Путин — проявил бы такое желание, чтобы эту ситуацию закрыли как можно быстрее, ее закрыли бы в течение считанных дней. Процедура такого, более рутинного характера, когда человека отправляют отбывать наказание на родину, занимает недели и месяцы. Но это в обычном порядке. Думаю, что такого случая с Савченко не может произойти, просто потому, что ее судьба будет решаться в любом случае по согласованию лично с Путиным.

Если он скажет «да», любые сроки, которые обычно в таких ситуациях, которые есть в законе или которых нет в законе, моментально «схлопнутся» до дней и часов. Поэтому вся суть вопроса заключается в том, чтобы эта ситуация как можно быстрее закрылась. У меня ощущение, что эта ситуация с Надеждой ему уже очень неприятна. Ему не нравится, что на переговорах по серьезным вещам обязательно всплывает вопрос какой-то Савченко. Где он, а где Савченко? Это его раздражает, безусловно. Его спикеры устали ссылаться на то, что суд разберется. Все понимают, что собеседники, которым это говорится, в это просто не верят. Более того, что особенно досадно, считают эти отговорки детскими, наивными. А эти люди же себя очень уважают и хотят, чтобы их уважали.

«Когда, скажем, Волдеморт решил расправиться с Гарри Поттером, он не фабриковал против него фальшивых уголовных дел. Темному властелину неприлично опускаться до такого уровня…»

С чем бы сравнить? Когда, скажем, Волдеморт решил расправиться с Гарри Поттером, он не фабриковал против него фальшивых уголовных дел. Темному властелину неприлично опускаться до такого уровня и ставить свою репутацию в зависимость от более или менее халтурной работы ему подчиненных следователей. Следователь, который вел это дело — основной наш противник на стадии предварительного следствия. Дмитрий Маньшин. С него начиналась эта история, он допрашивал Савченко до ее формального задержания, он ее задерживал. Он откровенно халтурил, когда проводил допросы под копирку, он впихивал доказательства, в отношении которых очень легко доказать, что это фальшивка. Когда он подставился, говоря по телефону с адьютантом Плотницкого Коломийцем, и, таким образом, что это все попало на прослушку, и сейчас украинская служба безопасности хорошо понимает, кто он такой, о чем говорил, чего хотел. Этот человек, по сути, который лепит все это дело.

Фото: Антон Наумлюк, Радіо Свобода (фрагмент із перехопленої СБУ розмови між слідчим Маньшиним та помічником Плотницького, за словами адвокатів)

Путин не знает о нем. Не знает, кто это такой, но, де-факто, сейчас репутация Путина, вера в то, что он может делать что угодно, с кем угодно в России, зависит от того, насколько халтурил или не халтурил майор юстиции полтора года назад. Потому что нет ничего проще для этих людей — для Путина, для его министров, для начальника Следственного комитета России, чем сказать: «да, наши подчиненные, наши следователи отработали не на высоте. Дело было ошибкой, ну извините, бывает.» Единственное к этому препятствие — их собственное понимание того, что это — слабость. Их гонор, их амбиции требуют того, чтобы они никогда не ошибались.

Мы пытаемся нащупать тот порог, где ущерб, который приносит само это дело, его развитие, больше, чем быстрое и тихое завершение этого дела. Они должны осознать это. Потому что показательного процесса в духе 30-х годов уже не получилось. Такого, чтобы Савченко вставала, кланялась в пояс и говорила: «да, я убийца, простите меня». Может, они что-то такое планировали сначала. Но то, что такого не будет, стало понятно еще в 2014-м году. На реальном процессе, в Донецке, наоборот, стало очевидно, что дело а) фальшивое, б) очень халтурно слепленное и в) вот буквально на последнем заседании стали вылезать такие скелеты из шкафа, что, в частности, между ФСБ и СК была некая конкуренция за Надежду Савченко, кто ее заберет. Победил, видимо, Следственный комитет. Поскольку они себе притянули дело об убийстве журналистов (Волошина та Корнелюка — ред.), оно было резонансным, посчитали, видимо, у кого это дело, тот и должен забирать. Но такие вещи не должны вылезать при нормальной работе низовых сотрудников. Вот здесь очень характерно в этой истории: вышестоящие люди, руководство, оказываются заложниками некомпетентности, жадности, глупости, лени низовых исполнителей, которые все это делают.

Когда боевики захватили Савченко в плен, ничего не стоило тут же выключить оба ее телефона, выкинуть симки, втоптать их там же в землю и дальше делать все, что угодно. Они этого не сделали. Телефоны приехали с ней в Луганск, по перемещениям которых понятно, когда это происходило. Когда сепаратист Егор Русский снимал свое видео о том, как они берут в плен украинских солдат, как подбивают технику, какие они бравые ребята, ничего не стоило ему оставить это видео у себя на флешке и хранить для внуков. Потом показывать им и говорить: вот, смотрите, как ваш дедушка воевал. Но не выкладывать его в ютьюб. А он его выложил. Когда мы это видео принесли в СК со словами, давайте найдем автора этого видео, выясним, что это и где это снималось, СК тоже ничего не стоило нас отфутболить. Сказать, что не могут найти. Но они зачем-то его приобщили. И вот из этих фатальных для убедительности истории ошибок исполнителей, складывается очень простая и понятная картина, что Путин не контролирует качество работы его собственных полицейских служб.

 «Чем быстрее будет поставлена точка в деле Савченко, тем лучше для Кремля…»

На мой взгляд, чем быстрее это дело закроется, чем быстрее будет поставлена точка и Савченко окажется дома, и об этом станут забывать в пользу других сверихсторий, тем, в конечном счете, будет лучше. И для рядовых исполнителей, которых поставило начальство, и для самого начальства. Вопрос в том, понимают ли они это сами? По-моему, начали понимать. С этим связана наша основная надежда на то, что Надежда окажется дома в течение ближайших недель.

Фото: Антон Наумлюк, Радіо Свобода

КАРПОВ – ЕКС-СПІВРОБІТНИК АДМІНІСТРАЦІЇ РОСІЙСЬКОГО ПРЕЗИДЕНТА

Когда мы имеем дело с Кремлем, очень трудно о чем-то судить достоверно. Потому что это такой омут внутри омута. Но из того, что известно мне на тот момент, на июнь 2014-го, Карпов не представлял тех людей, от имени которых говорил. На мой взгляд, для администрации президента было бы большой ошибкой задним числом вписаться за него и подтвердить, что он имел полномочия, потому что это будет значить, что всю эту крайне неприятную историю для России и Путина фактически одобрила его собственная администрация. На их месте, я бы его дезавуировал. Потому что все это похоже на самодеятельность, на попытку человека, у которого нет ничего своего, заработать на посредничестве. Савченко захватил в плен не он, ее делом в России занимался не он, а кто он? Тот, кто договаривался о том, кому он ее передает. Я далеко не убежден, что он при этом действовал от чьего-то имени, кроме собственного. Возможно, он в какой-то мере представлял Плотницкого или Болотова на тот момент. Возможно, в какой-то мере был уполномочен обмениваться, передавать информацию кому-то в Россию. Но если я ошибаюсь, то, естественно, вся эта история пойдет по-другому пути.

Мы обсуждали эту ситуацию с Надеждой. Обсуждали риски, которые с этим связаны. Что будет, если этот человек сейчас вынырнет и за него будут вступаться? Говорить, что нет-нет, его там не было, такого не было. Мне в этом случае проще, потому что такой у меня клиент — Надежда Савченко, что она всегда из двух вариантов «сказать правду» и «не сказать правду», выбирает «сказать правду». Мы могли бы, наверное, придержать эту информацию до тех пор, пока она не окажется в Украине. Потом уже ее опубликовать. Но раз уже идет суд, и раз он открытый, у нас есть еще пока возможность что-то сказать и что-то дополнить, мы выбрали такой вариант. На мой взгляд, Карпов в этой истории — такой Хлестаков. По большому счету он не был тем, кем представлялся, он не курировал самопровозглашенную ЛНР в собственном смысле. Он просто зарабатывал на этой войне, на этой ситуации, не более этого. Тем не менее, коль скоро эта информация прозвучала, нашему руководству как-то придется на нее реагировать. Какой будет их реакция, я не знаю. Хочется верить, что она ускорит завершение всей истории.

ВИРОК ОСКАРЖЕННЮ НЕ ПІДЛЯГАЄ?

Я вижу смысл подавать апелляцию. Я юрист и считаю, что чем толще досье и чем больше в нем отсеченных вариантов, что мы вот это пробовали — не согласились, и вот это пробовали — не дали, тем лучше. Но Надежда Савченко не согласна. Она запрещает нам подавать апелляцию. Она считает, что подав апелляцию или разрешив нам ее подать, она тем самым как бы согласится, что в России есть какая-то вторая инстанция, которая работает иначе, чем первая. Есть один суд, другой суд. Она считает, что это не так. И за те полтора года, что длится это дело, в принципе, у нее есть для этого основания. Еще ни разу ни одна из судебных инстанций — ни первая, ни вторая не смотрела как-то иначе на документы по ее аресту, не согласилась обсуждать тему ее иммунитета ПАСЕ, который есть и который, безусловно, обязателен для России. Создавать какую-то иллюзию своими действиями, что эти суды есть? Как раньше говорили: в Берлине найдутся судьи. Имея ввиду историю, когда прусский король Фридрих ІІ подчинился неприятному для него решению собственного суда. Потому что суд — это нечто такое отстраненное, что все обязаны уважать. Такого нет. И она не хочет подписью на такой апелляции создавать впечатление, что, может быть, она верит, что такое есть. Апелляции не будет. Приговор вступит в силу, если только его не обжалует обвинение. А мы этого не можем знать. Приговор вступит в силу спустя 10 дней после того, как Савченко вручат перевод на украинском языке. Это будет, видимо, в начале марта.

После этого мяч полностью перейдет на сторону политиков. Мы, адвокаты, будем стараться обеспечить связь с ней. Чтобы она не пропала, чтобы мы знали, где она находится, что с ней происходит, как с ней обращаются. От политиков будет зависеть то, насколько быстро этот вопрос решится. Если он не решится быстро, учитывая, что Надежда находится на голодовке, последствия могут быть самыми тяжкими.

СУХЕ ГОЛОДУВАННЯ

Савченко не отказывается от идеи сухой голодовки. Мы пробуем время от времени ее отговорить, но по опыту предыдущей голодовки, аргументы не имеют для нее силы. Потому что она принимает такие решения, исходя только из собственного видения, что правильно, а что неправильно. Никакие попытки апеллировать к тактике, к тому, что, может быть, спустя месяц ситуация будет иной, чем сейчас, уже не действуют. У нее свое понимание, как нужно делать, вот так она и делает. Убедить в обратном не получается ни у нас, ее адвокатов, ни у ее сестры, ни у ее мамы, ни у ее друзей. Она будет решать это все только сама. Абсолютно стальной характер.

Фото: Антон Наумлюк, Радіо Свобода

УКРАЇНСЬКЕ РОЗСЛІДУВАННЯ

Дело по похищению Надежды Савченко заведено практически сразу. Оно заведено в июле или августе 2014-го года. Его ведет киевское управление СБУ. При этом, харьковское — расследует саму ситуацию: тот бой и гибель людей, которая последовала в результате того боя. Там было два совершенно разных эпизода. Один — когда шло боестолкновение в лесу у поселка Стукалова Балка, вдоль дороги. И другой, отдельный эпизод — это когда прилетел снаряд, погибли российские журналисты и несколько человек вместе с ними. Но у них это все одно расследование. И нам, адвокатам, фактически приходится собирать пазл из разных уголовных дел. И там, и там с нами готовы сотрудничать, готовы давать информацию в процессуальном порядке, по запросу. Но это все две разных истории.

Следователь Маньшин является подозреваемым. Официально в Украине. Равно как и замминистра иностранных дел России Титов, который подписал меморандум о том, что Савченко не пользуется иммунитетом. Он тоже подозреваемый. В России он — первый замминистра, а в Украине — фигурант уголовного дела. Еще это четверо российских судей, которые подписывали продление ареста Савченко. Сейчас их будет больше. Потому что с тех пор ее арест продлевался еще 4 раза. И это Плотницкий, это Коломиец — тот самый человек, с которым говорил следователь Маньшин по телефону. Это еще двое сепаратистов, еще один следователь, кроме Маньшина, который «принимал» ее на руки от ФСБ. Они все подозреваемые в этом уголовном деле. Дело никуда не делось, оно расследуется, насколько мне известно. В ближайших планах СБУ, по крайней мере, часть его выделена для передачи в суд. В любом случае, независимо от того, будет ли Надежда передана или не будет в ближайшие недели, оно будет как-то продолжено. Потому что для Украины эта история принципиальная.

СПРАВА ЧЕСТІ

Это главная моя работа за последние полтора года. Фактически ей сейчас подчинено все, потому что оно и по-человечески очень важное дело, и по адвокатским меркам оно очень важное, потому что другого такого дела, которое бы позволило амбициозному адвокату показать, чего он стоит как профессионал, пришлось искать бы еще очень долго. Потому что обычно все дела — это какая-то смесь оттенков серого. Там, с одной стороны, что-то украл, с другой стороны, что-то не украл. Не так, но вот так или как-то иначе. История Савченко — абсолютно черно-белая история. Здесь четко с одной стороны белое, с другой — черное. Здесь нет полутонов. И при том, что все против нас. У нас связаны руки. Нам не позволяют привлекать документы из Украины. Нам не позволяют в той мере, как мы бы хотели, использовать экспертные познания. Но даже при всем этом, как мне кажется, мне удалось провести работу, за которую мне не стыдно. Удалось всем, кто следит за этим делом — журналистам, дипломатам — доказать, что теперь ни у кого нет сомнений, что права наша сторона, что моя подзащитная Савченко не виновна. И что вся эта история полностью фальшивая.

Это важно, поскольку, что европейцы, что американцы крайне чувствительны к тому, чтобы выступить в защиту человека, который, возможно, является преступником. Сюжет с Сенцовым и сюжет с Савченко начинались примерно в одно и то же время — весна-лето 2014-го года. У Сенцова изначально были гораздо лучше шансы на поддержку, потому что над Савченко нависала тень, что она, возможно, военный преступник. Для европейцев вступить в защиту человека, который убил журналистов — это такое табу. Они очень неохотно высказывались. Что вот, надо тщательно проверить. Сейчас они говорят очень уверенно. Главная моя заслуга, как защитника, именно в этом. Я не могу добиться от суда приговора, который он не смеет и не хочет вынести. Я не могу сделать так, чтоб ее оправдали, потому что такого просто не предусмотрено. Нет и все. А это я могу сделать. И я это сделал. Фактически, ради этого мне пришлось на полгода отложить другие дела, потому что необходимость присутствовать в Донецке 4 дня в неделю препятствует любой другой адвокатской работе. Сейчас дело подходит к концу, у меня остается дело, которое сейчас находится в суде в Грозном — это история Карпюка и Клыха. Возможно, я буду заниматься историей Валентина Выговского. Последние два раза мне не удалось попасть к нему в изолятор, это изолятор ФСБ «Лефортово». Я надеюсь к нему все-таки прорваться, и если он даст мне личное одобрение, что он принимает как личного адвоката, я буду вести его дело. Такие планы.

Вы сказали о деле Савченко, что оно важно для вас и по-человечески. Почему?

Это очень контрастная история. Такая сказка про борьбу добра со злом. Мы с добром.

Повну версію інтерв’ю читайте тут.

Кіра Толстякова, «Радіо Свобода», 7 лютого 2016р.