Народний депутат від «Батьківщини» Олексій Рябчин коментує «Громадському радіо» ситуацію на Донбасі, повернення непідконтрольної території Україні та відновлення об’єктів інфраструктури (рос.).
– Каждый раз, когда проезжаешь мимо моста под Славянском, вспоминаются слова Алексея Рябчина о том, что для него индикатором отношения украинской власти к Донбассу является то, когда наконец будет отремонтирован этот мост. Пока ничего не изменилось.
– Очень жаль, что ничего не делается. Когда люди видят разруху, у них развивается безнадега. Разве за два года нельзя было сделать15-20 метров этого моста? И люди начинают думать, что они либо не нужны, либо власть бездарна.
И не важно, какая именно власть — местная, региональная или центральная сделает этот стратегический мост. Люди должны иметь возможность ездить, тогда это будет показатель восстановления отношения к Донбассу.
– Мост — это образ. Что еще важного и приоритетного кроме моста не сделано?
– Главное — философия. Нужно бороться за сердца и ума людей. Кое-что государство делает, и мы как народные депутаты приняли закон, который позволил абитуриентам Донбасса поступить в вузы на неоккупированной территории Украины без ЗНО.
Но все усилия украинского государства разбиваются о ситуации на блокпостах, когда люди стоят в очередях по 8-10 часов и проклинают все на свете, когда очереди на оформления пенсий не имеют конца и края.
Я инкогнито стоял в такой очереди, и то, что я там услышал в адрес власти, а я себя также причисляю к власти как народный депутат, нельзя говорить в эфире. Мне было очень неприятно это слышать, я передавал услышанные слова Розенко и Реве, но воз и ныне там.
– Вы ассоциируетесь у многих с новым поколением украинской политики, но очень запомнилась ваша выходка в парламенте с дроном. Что это было — акт отчаяния или попытка заработать для фракции «Батьківщина» несколько десятков, сот тысяч голосов?
– Это был акт отчаяния, надоело бороться с «кнопкодавством». Когда я бегаю с телефоном и снимаю на камеру, как ребята голосуют за двоих или троих своих товарищей, а руководство парламента на это не реагирует.
Поэтому мы решили привлечь внимание к данной проблеме инновационном методом — запустили дрон. И действительно, когда дрон взлетел, сразу было минус 20-30 голосов. Хотя коллеги с «Оппозиционного блока» даже дрона не стеснялись. Видимо, были серьезные договоренности по поводу определенных законов.
Кстати, многие поддержали меня тогда и говорили, что это правильно. Мы так его и назвали — «дрон-антикнопкодав».
– Впервые за два года в своем обращении на День Независимости президент вспомнил о Донбассе и Крыме отдельно. Почему заметили через два года?
– Наконец-то хоть какое-то обращение, ведь люди на оккупированных территориях ловят каждый сигнал. Слова важны, но хотелось бы, чтобы слова не расходились с делом, чтобы что-то мы могли делать для людей, которые находятся в заложниках ситуации, и тех, кто переехали и ищут себе лучшей жизни. Минимально, что власть может сделать сейчас — построить общежития для детей, которые переезжают учиться, потому что дети — это наше будущее. Деньги на это есть и у Европы, и у местных бюджетов. Только власть бездействует.
– Если уж речь зашла о деньгах для студентов, то как вы относитесь к предложению сократить стипендии?
– Это очень спорный вопрос. И произносится государством это некорректно — у нас нет денег на войну, давайте заберем их у студентов. Мне не нравится такая постановка вопроса. Если это комплексная реформа образования, где мы будем поощрять лучших, то тогда я согласен. А если забирать деньги у студентов на войну, то давайте заберем их лучше у коррупционеров.
– Каким вы для себя видите возвращенный Донбасс?
– Для меня Киев — не только красивый город, а в первую очередь люди. Здесь ты можешь быть львовянином или винничанином — Киев тебя не переделает. Если люди, которые выехали из Донбасса, не вернуться, их отсутствие сделает его другим.
Но те символы, которые остались в Донецке — и футбольный клуб «Шахтер», и Театр оперы и балета, и кинотеатры, и вузы, и Миллион алых роз, — должны остаться, и я хочу вернуть Донецк именно таким Украине.
– Когда вы об этом думаете, вы задумываетесь о сроках, в которые это могло бы произойти?
– Вопрос в том — когда будет контроль над границей. Если он возобновится завтра, то люди, которые позиционируют себя как «власть народных республик», схватят свои чемоданы и сбегут. А они уже сидят на чемоданах.
И когда они сбегут, наступит сложное время — реинтеграция людей. Но этот процесс может наступить только после того, как закончатся военные действия.
Я предпочел об этом говорить после того, как начнут выполняться Минские договоренности. А пока нужно прорабатывать стратегии, и думать о том, что возвращение должно происходить на наших условиях.
Олексій Рябчин, народний депутат від «Батьківщини», інтерв’ю для «Громадського радіо», 3 вересня 2016-го.
